Мама, сколько помню из детства, всегда имела запасы. Брежневская эпоха вспоминается полным простором на полках магазинов. Так что если что-то удавалось прикупить – брать нужно было на всех и надолго. «По полкило масла в одни руки» - и очередь расширялась этими самыми «руками». Мама, соседка, свои дети, соседские дети и так далее…
А перестроечные годы? Тогда исчез и простор на полках. Его место заняла морская капуста в банках, красивыми пирамидками выстроенная. Тогда если случалось сахару урвать – то мешок, если консервы – то ящика три, не меньше. Потому что кормили нас тогда только дачи. Картошка, капуста, соленые огурчики, лечо. Мама называла это «гуманитарной помощью» - сумка с продуктами детям. И вдогонку вечное: «Банки не забудь вернуть!»
Мамы наши послевоенное поколение. Их старшие братья и сестры хорошо помнили что такое голод. Наверно это как-то передается генетически.
Я всю жизнь чувствую себя неуверенно, если у меня в морозилке пара куриц не лежит, и шкафчики не забиты крупами. Я даже стиральный порошок покупаю по две пачки. Про запас.
Вот вроде все это есть всегда в наличии. А не истребить потребность к запасам. Потому что от рождения присутствует штырь в позвоночнике – страх «а вдруг завтра что-то случится?».
Европейцы удивляются, зачем покупать еды больше чем можешь съесть. Поди ж объясни им про генетическую память, про "если завтра война"…
А однажды в первый год в Питере, я поймала пожилую посудницу в кафе, за тем, что она собирала недоеденные куски мяса с тарелок. И потом тихонечко их доедала в уголке. Хозяйка кафе меня одернула: «Не трогай её, она блокадница!» и все. И все понятно.